Смерть под аплодисменты - Страница 19

– Вы были хорошо знакомы с Зайделем? – осторожно уточнил Дронго.

– Не нужно притворяться, – жестко отреагировала Ольга Сигизмундовна, – все прекрасно знают, что он был моим первым мужем и отцом моего сына. Об этом писали все газеты и все журналы. Даже фотографию моего сына поместили. Вы наверняка знаете, что мы с ним были несколько лет мужем и женой. Тогда я была очень молодой и непростительно наивной.

– Вы с ним развелись?

– Да. Но это не имеет никакого отношения к смерти Зайделя на сцене нашего театра. Уверяю вас, что я не дотрагивалась до этой рапиры и вообще не умею пользоваться оружием. Даже сразу не поняла, что случилось.

– Вы перешли в этот театр только пять лет назад?

– Уже почти шесть. Да, перешла. Меня пригласил сам Эйхвальд. Я считала и считаю его одним из лучших режиссеров нашего времени. И не скрою, что в этом театре он помог мне более полно раскрыться как актрисе.

– Вам несложно было выступать на сцене с бывшим мужем?

– Мне не нравятся ваши вопросы. Такое ощущение, что вас больше волнуют наши прежние отношения, чем этот несчастный случай. Но я отвечу на ваш вопрос. Нет, мне было несложно выступать с ним на сцене. И ему, полагаю, тоже. Мы оба были профессионалами с уже устоявшимися репутациями актеров и не могли позволить себе проявлять свои истинные чувства на сцене.

– А вне сцены у него были какие-то разногласия с другими актерами?

– Разумеется, были. Он не ходил, а плыл. Считал себя самым главным и самым лучшим театральным актером – по крайней мере в Москве. Даже Семена Ильича, который сейчас заменил его в спектакле, не особо ценил и позволял себе посмеиваться над ним. В общем, он был сложным человеком. Не имеющим конкретных привязанностей, не способным любить одну женщину…

– Он был женат…

– Четвертым браком, – иронически напомнила Ольга Сигизмундовна, – причем Нина была намного моложе него, а он все равно умудрялся обманывать и ее. Даже начал отбивать у нашего главного режиссера его нынешнюю пассию – Свету Рогаткину. Можете себе представить, как нервничал Эйхвальд.

– Рогаткина отвечала взаимностью Натану Леонидовичу? – ошеломленно уточнил Дронго.

– Она не очень возражала. Самолюбию этой молодой дурочки очень льстило, что за ней бегают два старых павиана – Эйхвальд и Зайдель. Наш режиссер действительно выдающийся человек, но все, что касается молодых актрис, это его непростительная слабость. Я бы роль Офелии Рогаткиной не доверила ни при каких обстоятельствах. Она явно выпадает из нашего ансамбля, где блистает столько известных мастеров.

– Но раз Эйхвальд ее поставил на эту роль, то, очевидно, рассчитывал на ее мастерство.

– Он рассчитывал на ее другие положительные моменты, – цинично заметила Шахова. – Эта девочка слишком охотно работает всеми частями тела, чтобы пробиться наверх. Так нельзя, можно сгореть и ничего не получить.

– У погибшего Натана Леонидовича не было друзей в театре?

– Были, почему же нет. Компания трех друзей, которые готовы были идти за ним в огонь и в воду. Марк Догель, Игнат Сказкин и Шурик Закусов. Это его компания. Марк Давидович – старый циник, для которого нет ничего святого. Он может отпустить любую шутку при женщинах, позволить себе появиться на репетиции немного выпившим. К сожалению, Эйхвальд ему все прощает, он считает Догеля очень характерным актером. Ну а остальные… Сказкин учился с Зайделем на одном курсе. По-моему, они оба были в меня влюблены, хотя тогда весь их курс бегал за мной. И не только их курс. А Шурик Закусов оправдывает свою фамилию. Он у нас вечный тамада, мастер застолий. Вот такие друзья были у Зайделя. Они смотрели ему в рот и готовы были ради него расшибиться в лепешку.

– А остальные?

– У нас хороший коллектив. Молодые немного выпендриваются, позволяют себе волынить, но у Эйхвальда такие номера не проходят. Хотя представителем наших молодых является Марат Морозов, который искренне считает, что явно недооценен нашим государством, и мечтает о звании народного артиста. В молодости мы бываем амбициозны и несдержанны.

– Он не очень молод. Ему тридцать восемь.

– Вы так говорите, словно вы моложе, – меланхолично заметила Ольга Сигизмундовна. – В тридцать восемь все еще впереди. Жизнь кажется прекрасной. Потом, после сорока, начинаешь понимать, что твое время сокращается. Как у Гюго в «Шагреневой коже».

Дронго благоразумно промолчал, не став уточнять, что автором этого произведения был не Виктор Гюго, а Оноре де Бальзак. Не нужно было злить женщину по пустякам, указывая ей на ее ошибку. Он согласно кивнул и спросил:

– Как вы считаете, кто-то мог нарочно подменить эту рапиру?

– Чтобы убить Зайделя? – поняла она. – Нет, конечно! Актеры как дети, но на такое не очень способны. И потом, все рапиры были у Юры Полуярова – он играл Озрика. Тихий, спокойный, молчаливый человек. Я не думаю, что он способен на подобное.

– Но рапира побывала в руках Морозова и Шункова, – напомнил Дронго.

– Вам и это успели рассказать, – нахмурилась Ольга Сигизмундовна. – Это грязные слухи, я даже не буду их комментировать.

– Простите, я ничего не понял. Какие слухи? Я ничего не знаю.

– Не лгите. Об этом говорят все в нашем театре.

– Честное слово. Я не собираю сплетни, я всего лишь интересуюсь подробностями этого несчастного случая.

– И вам ничего не говорили про Шункова?

– Абсолютно ничего, – почти искренне ответил Дронго. Он вспомнил, что Нина Зайдель говорила ему о том, что Шунков является протеже известной актрисы. Но об этом он сейчас не имеет права вспоминать.