Смерть под аплодисменты - Страница 45

– Через вас они тоже прошли? – понял по его самодовольному лицу Дронго.

– И через меня прошли, конечно, – кивнул Морозов, – но в этом нет ничего плохого. Я уже разведен и сейчас холостой, а Рогаткина живет одна. У Невзоровой, правда, есть муж, но это маленькое препятствие никого не останавливает. Рогаткина вообще должна была выходить замуж за старика, но потом все сорвалось. Она предпочла по очереди переспать с каждым из тех, от кого зависит прочность ее положения. Эйхвальд и Зайдель. Она девочка умная, пробивная, сумеет устроиться как нужно. Со мной она была по взаимной симпатии.

– А с Шунковым? – спросил Дронго.

– Там, возможно, был некий эксперимент. Просто захотела немного насолить нашей царице Шаховой.

– У вас всегда такой бардак?

– Это не бардак. Если молодая актриса спит с режиссером, это абсолютно нормально. Если встречается с ведущим актером, это просто хорошо. Если хочет получить удовольствие и выбирает молодого, это великолепно. Все нормально, ничего особенного не происходит. Это не бардак, это нормальная жизнь. В любом коллективе, необязательно творческом, есть свои отношения между боссом и его молодыми сотрудницами.

– Спасибо, что просветили, – саркастически заметил Дронго, поднимаясь. – Можно я дам вам один совет?

– Какой?

– Сегодня ночью не возвращайтесь в Москву на поезде. Возьмите лучше билет на самолет. Вам необязательно так подставляться. Может случиться все, что угодно.

– Я беру обычно два билета, – сообщил Морозов, поднимаясь следом, – чтобы у меня было все купе.

– И все-таки послушайте моего совета, – повторил Дронго.

Вейдеманис тоже поднялся. И в этот момент зазвонил мобильник Дронго. Он достал аппарат.

– Алло, алло, – услышал он крик. Это был голос завхоза Дениса Крушанова.

– Что случилось? – спросил Дронго.

– У нас несчастье! – крикнул Крушанов. – Полчаса назад перед зданием театра был убит наш актер! Зиновий Эммануилович попросил меня срочно позвонить вам. У нас уже работают сотрудники милиции и прокуратуры…

– В театре убийство, – сообщил Дронго напряженно слушавшим его Морозову и Вейдеманису.

– Кого убили? – шевельнул пересохшими губами Морозов. – Кого еще у нас убили?

– Кого убили? – как эхо уточнил Дронго.

– Федора Шункова! – кричал Крушанов. – Его застрелили полчаса назад! Алло, вы меня слышите? Приехал следователь, и он спрашивает про вас. Зиновий Эммануилович просил, чтобы я вас нашел!

Дронго отключил телефон, посмотрел на Вейдеманиса.

– Мы все-таки опоздали, – печально сказал он, – полчаса назад в Москве убили Шункова.

– Значит, это он, – быстро сказал Морозов, – его использовали, а потом убили. Значит, теперь мы знаем, кто был этот убийца.

Глава 14

Обратно они летели втроем. Морозов сдал свой билет на поезд и взял билет на один рейс вместе с ними, рассудив, что так будет безопаснее. Уже в аэропорту его встречали двое друзей, которые сразу увезли потрясенного актера домой. Дронго понимал, что не должен появляться в театре сегодня вечером. Но уклоняться не имело смысла: все равно следователь уже успел узнать, что последние несколько дней здесь появлялись частные эксперты, расследующие предыдущее убийство. И его, конечно, более всего интересовали двое частных детективов, которые так некстати появились в театре за два дня до второго убийства.

Поэтому он предложил Вейдеманису сразу поехать в театр, чтобы на месте узнать о подробностях трагического происшествия сегодняшнего дня. Они приехали в театр, когда на часах было десять минут одиннадцатого. Спектакль сегодня отменили, но в театре горел свет, и у подъезда стояло несколько автомобилей. Почти никто не уходил домой, давая показания о случившемся. Следователь Михаил Кабанец, прибывший сюда три часа назад, продолжал допрашивать всех, кто мог хоть что-то знать о произошедшем преступлении. Кабанец был тем самым следователем по особо важным делам, который вел предыдущее дело по факту смерти Натана Зайделя.

Ему шел сорок восьмой год. Кабанец не любил и не понимал театр. За всю жизнь он был там только два раза, когда в школе Казани, где он учился, их водили на детские спектакли. Потом был юридический факультет местного университета, распределение в Башкирию, работа в сельском районе, где ездить на места приходилось на лошадях. Затем был переезд в Сибирь, где он проработал более четырнадцати лет, и, наконец, перевод в Москву, где к сорока двум годам он получил должность следователя по особо важным делам, а в сорок шесть – звание старшего советника юстиции.

Но проблем у него было достаточно. Только через несколько лет ему удалось вызвать семью в Москву, где они проживали на съемной квартире. Вот уже шестой год он терпеливо ждал, когда ему дадут жилплощадь в строящемся доме следственного комитета. Ему твердо обещали трехкомнатную квартиру.

Кабанец был педантичен, но звезд с неба не хватал. Дела он оформлял аккуратно, не пропуская подробностей, усердно собирая все доказательства вины подследственного. Его дела были по-своему образцово-показательными. Может, поэтому его так любило начальство. Кабанец был относительно честным следователем, каким только может быть следователь в постсоветском пространстве. Получал порой некоторые подарки, позволял себе закрывать глаза на мелкие недостатки, всегда слушался руководителей и никогда не шел наперекор их мнению. Из сказанного понятно, что он был глуп, и этот недостаток, позволительный для молодого и ретивого следователя, начал с очевидной наглядностью проявляться на его высокой должности в Москве.